В таких, как Никита Кадан, я влюблялась, когда мне было 15. Тогда мужчина с нестандартным мышлением и целым спектром новых для меня фразеологических оборотов вызывал восхищение, недоумение, и, соответственно, интерес. Сейчас, когда мой возраст стремительно движется к 30, я, общаясь с Каданом, поняла, что песня «инопланетный гость» написана таки не напрасно. Почему? Да потому, что быть художником в стране с таким внешним долгом, странно… Оттого получить ответ на вопрос «почему» становится еще интереснее.
Мы так долго взбирались по ступенькам к этому месту… Но это стоило того. Здесь особенная атмосфера. Как тебе досталась эта мастерская?
Тут много разных художников работало. Это место снято через Союз художников. Субаренда… Здесь и отец Чичкана работал…
Такое необычное ощущение. Мне кажется, если при отсутствии элементарных навыков рисования захочу сейчас что-то сотворить, то у меня получится… А для тебя важно место, где создаешь свои работы?
Не думаю…Можно приспособиться к любым условиям. Я здесь делаю только живопись, а большинство моих работ – это инсталляции и графика. Живописи процентов 20. Все остальное я делаю дома.
Деньги, полученные благодаря премии Пинчука, на что потратил?
Ни для кого не секрет, сколько стоит жизнь в Киеве. Раздал долги, купил материалов и заплатил за мастерскую. Ноутбук новый купил, потому что старый уже умирал. Вот и все.
Как вообще живут художники в Украине?
На грани невозможного, если говорить о том искусстве, к которому я имею отношение. Украина не приспособлена к развитию современного искусства. Основная проблема в том, что оно здесь существует в салонной экономике. Если не употреблять оценочных суждений, то это искусство, которое существует для того, чтобы украсить чей-то дом. Тем, чем я занимаюсь, дом не украсишь. Это имеет какую-то художественную ценность, но декорировать интерьер этим невозможно. Все, что имеет экономическое право на существование, – это живопись, какие-то скульптуры малых форм и красивые фотографии.
Иначе говоря, другое продать невозможно, потому что на него нет спроса. И как тогда быть художнику?
Приходится себя ломать и казаться не тем, кем ты есть на самом деле. Поэтому большинство художников в Украине выбрали форму мягкой адаптации. Где-то маленький компромисс, где-то адаптация на уровне материалов, где-то на уровне размеров…А где-то компромиссы на уровне не очень развитых вкусов местных богатых. Между струйками…
Сложно…
Кстати, у нас в Украине не принято спрашивать, с чего вы живете, а вот в Европе это первый вопрос во время встреч художников. Так вот, я говорю, что граблю старушек. Где- то в темноте, на районе…
А на самом деле?
На самом деле, авантюризм, чистый авантюризм. Частично, деньги за проданные работы в Украине и за ее пределами, лекции, тексты, которые публикую в зарубежных изданиях. Гонорарами, которые платят некоммерческие институции. В мире существует практика гонораров для художников, которые выставляют свои работы в рамках выставки, или специально создаются работы под определенную выставку. Это тоже приносит небольшие гонорары. В прошлом году в Украине вот премия появилась. Но это все непредсказуемо. Но, если бы я хотел перевести все это на стабильную основу, мне пришлось бы ломать то, чем я занимаюсь, и адаптироваться вне своих интересов.
Хорошо, но взять Илью Чичкана. Мне кажется, он делает то, чего действительно хочет, и так, как ему вдумается. И он коммерчески успешен, популярен. Или это тоже некая завуалированная форма адаптации?
Есть некая сфера развлечений, которая включает и определенный тип искусства. Такая некая иллюстрация к анекдотам. И есть художники, которым это нравится. Но мне не нравится. И все. А адаптировать свою работу к некоему «чего изволите» для меня недопустимо. И я не представляю себя в свете софитов, в постоянном круге богатых людей, позируя на верхушках общественной иерархии. Нет, я бы так не смог. У меня другая задача в искусстве.
Какая?
Если упрощать, то я бы назвал себя таким современным критическим реалистом. Такими были передвижники. Как Курбе, Золя… Моя задача – создать образ этой реальности. Найти ей точные метафоры, формулировки. Я обладаю еще большим арсеналом средств выражения реальности, нежели художники XIX века, поэтому передо мной стоит проблема выбора. Внутренней цензуры у меня нет.
Ну, если честно, я часто ловлю себя на мысли о некоей ущербности, приходя на выставки современного искусства – как в Украине, так и за рубежом. Ну вот скажи, например, в чем искусство пяти клетчатых сумок, выставленных в хаотичном порядке? Или отрубленной головы коровы?
Искусство и его восприятие очень связаны с понятием узнавания, привычки и ритуала. Он состоит в том, что мы каждое воскресенье с семьей идем в музей и получаем принадлежность к кругу носителей культуры. Когда ритуал ломается, это является травмой. Когда в церкви вместо просфоры тебе предлагают ЛСД – это может стать травматичным опытом. Есть мнение, что людям во время первых приходов в музей современного искусства, нужно смириться и принять. Но мне ближе другая мысль о том, что это нужно принять как мысль, как высказывание. И творцам вовсе не хотелось вас обмануть. Меня очень угнетают неадекватные реакции людей на какие-либо эксперименты в современном искусстве. Это все лабораторная работа, эксперимент. А когда люди на этом фоне хихикают и жопу показывают – это верх хамства. Все, что мы видим в музеях современного искусства, – своеобразный massage. Исключительно так его и нужно воспринимать.
Но, к сожалению, многим так и не представится возможности этот massage прочесть… Тебе не приходила в голову идея переехать в другую страну, где все более понятно, воспринимаемо, уважаемо в плане искусства?
Нет, не вижу смысла. Я творю в том, что здесь, не представляю себя подолгу в других условиях. Я много бываю за границей. Участвую во многих выставках. Но уезжать куда-либо за лучшей жизнью не вижу смысла. Повторюсь, у меня другие задачи. И все, о чем я хочу рассказать, навеяно и сделано тут и об этом.
Беседовала Яна Соколова
Автор статьи: Pink.ua
