Ната Жижченко, фронтвумен и основательница проекта Onuka в интервью журналу Pink рассказала о музыке, экспериментах и отношениях с Женей Филатовым

Сложилось впечатление, что в детстве ты с одной стороны, с удовольствием выступала с народным оркестром, а с другой – немного стеснялась этого. Как было на самом деле?

Пока я была маленькая, у меня был очень сильный авторитет родителей, бабушки и дедушки. (Дедушка Наты, Александр Шленчик — один из самых известных мастеров фольклорных музыкальных инструментов Украины, — ред.).

Я играла на сопилке, была солисткой взрослого духового оркестра, где исполняла сольное произведение. В детстве мне нравилось выступать, нравилось внимание. Я чувствовала особенное отношение ко мне со стороны взрослых. А в подростковом возрасте меня постиг комплекс ребенка, который сначала получал слишком много внимания, а потом его умение, за которое так сильно хвалили, утратило свою ценность.

Когда на сопилке виртуозно играет маленькая девочки – это круто, есть «вау-эффект». А когда 15-летняя девушка – уже никому не интересно.

Я понимала, что сопилка – это узкоспециализированный инструмент, у него есть границы, и я их достигла.

Такая ситуация часто случается с детьми, которые усиленно в детстве чем-то занимаются, а потом не могут держать планку или применить свое умение во взрослой жизни. У меня даже начались депрессии.

И тогда ты решила заменить народную музыку электронной? Как вообще это музыкальное направление появилось в твоей жизни и чем тебя привлекло?

Когда у меня начался юношеский максимализм, авторитет родителей ушел на второй план, а его место занял мой старший брат. Он слушал Depeche Mode, Pink Floyd. Пока мои сверстники слушали «Дискотеку Аварию», брат показывал мне, что такое настоящая современная музыка. Моя любовь к электронике – тоже его заслуга. Он открыл для меня этот мир, сформировал мой музыкальный вкус. Я очень хотела быть похожей на брата. Он старше меня на восемь лет, но я всегда тусовалась с ним, дружила с его друзьями, проводила время с ними на студии. Как будто пыталась опередить время.

Потом он научил меня сводить пластинки. Я брала на студии аппаратуру, играла дома, и мечтала быть диджеем. Но даже не представляла, что это возможно.

Несмотря на желание развиваться в музыкальной сфере, ты получила образование этнокультуролога. Почему сделала такой выбор?

Я хотела заниматься вокалом, даже ходила на подготовительные курсы в институт Глиера. Там был эстрадный и академический вокал. Я сразу выбрала второй, потому что всегда считала сам термин «эстрада» жутко вульгарным.

Это сложно объяснить рационально, но прямо перед экзаменом моя интуиция подсказала не поступать. Тут хочется еще раз сказать спасибо моим родителям, которые поддержали это решение.

А почему этнокультурология?

Я окончила школу с золотой медалью и после этого захотела пойти в институт, где будет легко учиться. Выбрала самую непопулярную специальность, поступила, и первые два года жалела об этом. Там было ужасно. В моей группе из 50 человек 48 говорили на суржике. Я ходила всегда в наушниках и почти не разговаривала ни с кем. Кроме одной подруги.

Зато сейчас я понимаю, что все не зря в жизни, нужно слушать свою интуицию. За пять лет в университете я нашла себя, избавилась от комплексов «воскресенской» девочки, познакомилась с интересными людьми, в первый раз коротко постриглась. Покрасила волосы в белый цвет – это был культурный шок для нашей семьи (смеется – ред.). Но я нашла ту самую Нату. У меня, наконец, было время заниматься своими делами, в институт я приходила только на сессию.

До проекта Onuka ты была участником группы Tomato Jaws. Присоединилась к этой команде еще во время учебы в университете?

Проект Tomato Jaws начался, когда я еще училась в школе. Им занимался мой брат и еще один диджей. Я начала выступать вместе с ними с третьего курса.

Вы же одни из первых, кто начал играть в Украине живую электронную музыку? Я читала в одном из интервью, что на первых ваших концертах люди не понимали, что происходит и даже уходили. Как вам удалось продолжать развивать проект, несмотря на неоднозначное мнение публики?

Да, нас долго не понимали и только в 2010 о нас заговорили. Группа вообще просуществовала без единой инвестиции. Нами двигал только юношеский энтузиазм и вера, что все получится. Мы начали играть живую электронщину, потом появилась Gorchiza Live Project, The Maneken и мы втроем пробуривали стену непонимания этой музыки. Можно сказать, что своим упорством подготовили публику к появлению того же проекта Onuka, The Hardkiss.

Эта группа дала мне колоссальный опыт выступления на самых разных площадках. Мы играли на фестивалях, гастролировали в ближнем зарубежье.

В какой момент ты поняла, что готова начать свой сольный проект?

Я всегда трусила, по-другому и не скажешь, я не верила в себя, в свой успех. А в последние года существования Tomato Jaws, когда пик нашей популярности начал сходить на нет, Паша (второй участник Tomato Jaws – ред.) уже развивал свой сольный проект Cepasa. Я понимала, что имя группы Tomato Jaws еще есть, но будущего у нее больше нет. У нас были разные взгляды на то, как должен звучать следующий альбом, и мы просто перестали это обсуждать.

К тому же, все повзрослели, мы больше не могли позволить себе жить за гонорар от одного концерта в месяц. Я решила уходить, еще не понимая куда.

Что стало отправной точкой в истории проекта Onuka?

Можно сказать, что мне пришлось делать проект. Во многом его началу способствовала Леся Патока. Мы познакомились еще во время Tomato Jaws. Не знаю, откуда, но она почувствовала, что я прям такая талантливая и гениальная, когда я сама себя ненавидела и презирала. Она постоянно повторяла: «Делай свой собственный проект, делай свой собственный проект». И в какой-то момент, мне стало проще сделать, чем объяснить Лесе, почему нет.

У меня было пару своих треков, но этого не хватало для презентации проекта. А потом Леся сказала, что у нее есть свободная неделя и нужно срочно организовать фотосессию. Я помню, что со всем реквизитом, платьями эта съемка мне обошлась в 800 долларов. Это были практически последние мои деньги. Никто не думал, что организованный в кратчайшие сроки и почти экспромтом фотосет станет визитной карточкой проекта Onuka. Но именно так и случилось.

Получается, сначала у вас был виузальный ряд, а потом под него вы дорабатывали песни?

У меня было три достаточно меланхоличные песни – No one, When I met You и Misto, но оно было на английском. Мы понимали, что ни одна из этих песен не подходит для клипа. Тогда Женя (Евгений Филатов, суандпродюсер, автор проекта The Maneken и парень Наты – ред.) помог мне сделать песню Look. За неделю мы сняли клип, на который тоже не было денег, нам помогали друзья, все работали бесплатно, моя подружка привозила пиццу, брат носил колонки. Я одалживала деньги, чтобы заплатить визажистам за переработку.

Я помню, мы потом встречали Новый год, а у меня первый раз в жизни не было денег на подарки друзьям. Я нашла тут положительную сторону и радовалась, что в этом году у меня нет дилеммы, кому что подарить.

Главная особенность проекта Onuka — в соединении украинских традиционных инструментов и электронной музыки. Вы выпустили альбом после событий на Майдане. Революция как-то повлияла на решение добавить украинской этники?

Идея вплести этномотивы в нашу музыку появилась задолго до Майдана. Я подумала, раз до 15 лет я жила народной культурой, после 15 – электронной, почему бы это не объединить, к тому же, в украинской музыке еще не было таких прецедентов. Так совпало, что на момент событий на Майдане у нас уже был готов альбом. Мы не писали его, разглядев тенденции. Так случилось, мы интуитивно почувствовали и опередили время.

Песня Misto изначально была на английском языке, сейчас уже не помню, как мне пришло в голову перевести ее на украинский язык. Все были против, Женя, менеджмент, который был на тот момент. Мне было очень сложно написать этот текст. Это мой первый украиноязычный текст. Это очень ответственно, тут не скроешь смысл за непонятными словами.

Помню, что отправила Лесе первой послушать этот релиз. Из пяти песен ей не понравилось только Misto. Я страшно расстроилась, а мы уже отдали в печать эти диски, если бы была возможность – я бы убрала эту песню. Слава Богу, что я не успела.

Мне самой песня долго не нравилась, слова резали ухо. Но именно эту песню высоко оценили не только слушатели, но и люди, чье мнение мне очень важно в музыке. Иногда мне не верится, что это моя песня. Хотя, она самая интересная с точки зрения мелодии и текста.

Когда МТС позвонили, и попросили взять песню в рекламу, я вообще не поверила, что такое может произойти. Нужно видеть свою цель, завышать ее, целиться выше, чтобы попасть в центр. А если ты будешь долго высчитывать стратегии – ничего не получиться. Стратегии плохо работают в творчестве.

Невозможно написать две песни по одной схеме. Доказательство тому – мой альбом Vidlik, который совсем другой.

Как музыканты-народники, которые выступают с вами, воспринимают электронную музыку?

Вначале я очень переживала, что мы тут придумываем черт те что, приглашаем виртуозных исполнителей и просим их, по сути, сыграть три ноты. Но оказалось, что профессиональные музыканты очень прислушиваются к нашим с Женей комментариям, буквально ловят каждое наше слово. Им правда интересно. Как-то на наш концерт в Кировограде специально приехала целая делегация бандуристов, послушать, как играет их коллега. Для многих Onuka – это невероятная возможность, где сплетается этника с электроникой.

На последнем концерте ты играла на терменвоксе, он считается одним из самых сложных музыкальных инструментов, как тебе удалось его освоить?

Это очень сложно. В тремневоксе, правая рука отвечает за высоту ноты, левая – за громкость. Даже от дыхания исполнителя эти ноты меняются, нужно обладать абсолютным слухом и координацией движений, чтобы сыграть произведение.

В песне 1986 есть моя партия на тремневоксе, мы немного используем его на концертах. Звук похож на смесь оперного голоса со скрипкой, его всю жизнь использовали в голливудских фильмах ужасов, достаточно много артистов используют, но чаще для шоу. Очень сложно сыграть на нем музыкально.

Я продолжаю осваивать этот инструмент, раньше выделяла по полчаса каждый день. Сейчас получается меньше времени, но это мой челендж — научиться играть на тремневоксе. Я бы хотела дать акустический концерт.

Есть ли у тебя уже задумки по поводу следующего альбома?

У меня есть идеи, и они звучат немного страшно. Не буду рассказывать, но очень хочу, чтобы получилось. Мне интересны эксперименты в виде борьбы смысла и музыки. Я хочу делать песни, в которых смысловая нагрузка была такой же сильной, как и музыкальная.

С этим мне очень помогает Женя. Если я отвечаю за эти идеи, то он – за их музыкальное воплощение. И никто другой не сможет это сделать так тонко. Часто мне кажется, что я ставлю ему невыполнимые задачи, говорю, о чем я хочу сказать, в какой форме, а он всегда находит решение.

В одном интервью ты рассказывала, что ваша с Женей история началась с поездки на мопеде.

Да, мне хотелось поразить его и на тот момент, разогнаться вместе на мопеде казалось отличным решением. Он до сих пор помнит эту поездочку. Мы летели со скоростью 85 километров в час, на спидометре упала стрелка. Сейчас я бы никогда так не поехала, а тогда я была безрассудная.

А чем он тебя зацепил?

Я очень сильно влюбилась, растворилась в этом чувстве, одновременно прикольном и очень жестком, потому что было сложно думать о чем-то другом. Свет клином сошелся на нем. Женя — классный музыкант, и в первую очередь я его полюбила как музыканта, теперь я люблю его и как человека. Мне никогда не бывает стыдно за его поступки. Он очень порядочный, а для меня это важно. В нем нет свойственной многим мишуры.

Отношения – это же так весомо и одновременно хрупко. Это целая вселенная, которая может разбиться одним движением или необдуманным действием. Бывает, люди проживут всю жизнь, а потом в 50 лет разведутся.

Самая большая глупость – советы в стиле как завлечь мужа. Да никак не завлечь. Каждый случай — частный, все зависит от людей и от того, насколько сильно их желание быть вместе.

Статья из журнала Pink июнь 2016

Читай на Pink.ua: Квоты: группа "её"

Автор статьи: Pink.ua